Депрессия: это миф, что с ней можно справиться самому

Мария Воликова: Я за эти 2 недели поняла, что мне неприятно, когда ко мне прикасаются люди. Вот это был... И когда это делают мои дети.

Евгений Смышляев: Все вокруг безнадежно, ты в какой-то безнадежности, и ты не можешь, не чувствуешь, как ты можешь из этого вообще вырваться.

Ксения: Иногда это просто какие-то танцы в лужах голыми или какие-то лежания на асфальте.

Татьяна Константинова: Я устала, я просто устала жить.

Олег Гладышев: Депрессия – это бомба замедленного действия.

Голос за кадром: 350 миллионов человек в мире страдают от разных видов депрессий. В 2020 году депрессивные расстройства стали основными причинами нетрудоспособности во всем мире. Она встречается у 20% женщин и 12% мужчин. Депрессия мешает сну, отдыху, работе, учебе и приводит к ощущению, что жизнь не приносит удовольствие. Человек сам часто не может распознать у себя это заболевание и списывает симптомы на лень и плохое настроение, не замечает, как состояние ухудшается. По данным Национального института психиатрии, в среднем человеку, страдающим психическим заболеванием, требуется более 10 лет, чтобы обратиться за помощью.

Татьяна Константинова: Это же еще и стыдно. Я думаю, что сейчас какая-то часть, например, моих родственников посмотрит и скажет: «Зачем она это сделала? Вот зачем она это рассказала? Это же... Она что, сумасшедшая, что ли?»

Ксения: Я действительно хочу, чтобы людям было легче пройти тот путь, который вот я прошла.

Мария Воликова: Я радуюсь себе, потому что я согласилась на участие в этой программе. Ну вот вы приехали бы 2 года назад, я просто не стала бы общаться.

Голос за кадром: У Маши Воликовой депрессия уже давно, но за помощью к психиатру обратилась только спустя 4 года после появления первых симптомов. Появились они на фоне шокирующего для семьи события. Когда муж Маши был в командировке, то в дом кто-то проник. Очень смутил список украденного: банка сиропа, сардельки, электрогитара. Деньги, драгоценности остались нетронутыми.

Мария Воликова: И вот днем я приезжаю, захожу в дом и понимаю, что здесь как минимум кто-то был.

– Как это страшно, наверное.

Мария Воликова: Да. И я вот как бы захожу с ребенком, маленьким ребенком, сколько ему там было, 2,5, что ли, на руках, с теплым комочком спящим, и понимаю, что вот я сейчас там заверну за угол, а там, может быть, человек стоит. Это было очень странно. И нигде ничего не разбросали. У меня стояли там фарфоровые куклы, их аккуратно положили на кровать. Никакие документы, ничего не разбросали, только детские рисунки покидали на пол, грязными ботинками по ним походили и все. Все остальное было нетронуто.

Голос за кадром: Дело в полиции так и не раскрыли. Посоветовали подумать, кто это мог сделать из своих.

Мария Воликова: Я обнаружила, что я 2 месяца не выхожу из комнаты. Я выхожу в туалет и если мой муж приготовил еду. Это был 2012 год, и тогда вот этого такого какого-то общественного дискурса о том, что можно взять и пойти на терапию, что можно такие вещи обсудить с психологом, такого не было. По крайней мере вот среди моих знакомых никто этого не делал.

– На что это вот вообще похоже, вот когда у тебя самый вот такой острый приступ депрессии?

Мария Воликова: Это как будто ты вошел в какой-то, не знаю, коридор, а он весь заполнен паутиной. И вот это вот ощущение... Ты как бы можешь пройти все, но вот это вот все на тебя налипает, эта пыль какая-то, эта, ух, паутина, и деться никуда не можешь. И ты из-за этой паутины ничего не видишь, что там на стене, может, там прекрасная картина висит. Ты это все не видишь, ты просто вот этим чем-то окутан. Оно вроде как тебе боль-то не причиняет, то есть оно тебя не колет, не бьет никак, но при этом совершенно непонятно, что с этим делать.

Голос за кадром: У депрессии может быть много разных симптомов. Это сниженная самооценка, неадекватное чувство вины, подавленность, потеря интереса к любимым занятиям, изменения в аппетите, сонливость или, наоборот, бессонница, слабое внимание, непоседливость или медлительность, упадок сил или суицидальные мысли.

Олег Гладышев: В принципе каждый 4-й хотя бы раз в жизни страдал депрессивным расстройством. Они, конечно, разные, и причины разные у них бывают. В молодом возрасте люди ищут себя, не могут найти, во взрослом возрасте, вот то, что называется кризисом среднего возраста. В пожилом возрасте тоже много причин.

Татьяна Константинова: Молодец, Таня!

– Спалила?

Татьяна Константинова: Да спалила.

– Как настроение?

Татьяна Константинова: Отличное.

Голос за кадром: У Татьяны бывают перепады, но не настроения, а энергии. Такое тоже случается при депрессии. Это не одно и то же, что биполярное расстройство. Заподозрить у себя депрессию таким людям сложно.

– Они же в вольере только из-за нас, да, сейчас?

Татьяна Константинова, председатель совета Центра социальных проектов «Счастливые люди»: Да, они в вольере только из-за вас, так они бегают по всей территории. Он был двухмесячный малыш, такой прямо как мишка-мишка, с ним бездомный человек побирался, где-то в Бутово сидел. Я понимаю, что он либо умер бы от болезней в лесу уже к этому моменту...

– Малыш!

Татьяна Константинова: Вот ему сейчас 7 лет. Его бы просто съели, когда он стал бы таким крупным, это же мясо для некоторых людей. Тихо, Шакал, пожалуйста, ну не ори.

– Съели бы?

Татьяна Константинова: Ну конечно, их едят. Моя заинька... И ты, и ты, малыш, и ты, малыш... А здесь у меня актинидия растет, которая... Это лиана, и на ней вырастают маленькие киви, вот такие вот.

Ну, что такое депрессия? Ну это вообще, ну это какая-то смешная болезнь, вообще несерьезная. Встала, ну-ка быстро встала, взяла себя в руки и пошла.

– «Душа обязана трудиться».

Татьяна Константинова: «Душа обязана трудиться И день и ночь, И день и ночь». Это еще и своего рода защита от той боли, от той чувствительности, которая у тебя есть самой. Это вот таким веселым людям, конечно, наверное, сложно поставить диагноз: «А что с тобой? С тобой все нормально, все хорошо». Так энергии до фига и она просто, понимаешь, качелями, она когда вот ты в состоянии вот этой вот маниакальной, у тебя ее действительно много, но ты переоцениваешь свои силы и слишком много на себя берешь, слишком много ее туда отдаешь, эту энергию, и потом ложишься в этой депрессивной фазе.

Голос за кадром: Татьяна – профессиональный управленец, много лет занималась ресторанным и гостиничным бизнесом, но потом ушла в благотворительность. Хотелось в жизни больше смысла. Руководила фондом «Живой» (там помогают взрослым тяжелобольным людям), организацией «Соединение» (это поддержка слепоглухих людей), фондом Доктора Лизы после того, как ее не стало. И все у нее получалось, так во всяком случае казалось со стороны.

Татьяна Константинова: У меня есть маленькое кладбище мое, мое личное, и я этих людей там помню по именам, по лицам. Это не очень приятно. Не просыпаюсь счастливой, радостной, и я все время живу с огромной железной такой занозой в голове, где взять денег. У меня умирают люди, люди, которые надеются на меня, попросили о помощи. Я быстро научилась не брать на себя ответственность вот эту и не говорить всем «Да, я вам помогу», но все равно ты куда от этого... ? Ты вовне говоришь, что не можешь, а внутри-то ты видишь, ты знаешь этих людей, ты видишь их лица, они тебе присылают твои фотографии, и ты начинаешь говорить: «Ты недостаточно много делаешь», «Ты плохой директор и плохой фандрайзер». Я начинаю плакать, я не могу остановиться, еще больше из-за этого переживаю, плачу. И вот тогда я поняла, что надо пойти к специалисту.

– А как вот выглядела беседа с психиатром?

Татьяна Константинова: Он задавал тебе простые совершенно вопросы, какие-то житейские вопросы, примерно даже вот как ты мне сейчас задаешь. «На что жалуетесь?»

– А помнишь, что говорила?

Татьяна Константинова: Я сказала, что меня ничего не радует, что я плачу, думаю о том, как здорово, что у некоторых людей жизнь заканчивается в молодом возрасте, что я устала, я просто устала жить. Понятно, что это не говорит о том, что я хочу что-то сделать с собой, этих суицидальных мыслей, конечно же, не было. Но были мысли, что, если вот оно бы закончилось, ну и хорошо, потому что силы на пределе.

Голос за кадром: Врачи разделяют депрессию и чувство депрессии. У каждого время от времени бывает плохое настроение (люди теряют работу, ссорятся), а потом обстоятельства меняются и чувство грусти исчезает. Клиническая депрессия не пройдет просто потому, что так хочется. В самых тяжелых случаях она может привести к страшным последствиям. Каждый год в мире более 700 тысяч человек кончают жизнь самоубийством.

Миша учит жену Ксению отбивать мяч и держать удар. Они вместе со школы. Какое-то время Ксюша не решилась рассказать ему свою страшную тайну: у Ксении диагностировано биполярное расстройство.

Ксения: Я могу, не знаю, захотеть на неделю уйти из дома или что-то такое. Я покупала в гипомании, например, всякие дорогие курсы, на которые потом ни разу не приходила. Какая-то гиперидея часто у людей появляется в маниях, что вот надо это делать обязательно. Мы в гипомании берем энергию взаймы, и потом обязательно приходит депрессия.

– Это депрессивно-маниакальное состояние, да, такое?

Беатриса Волель, заведующая психотерапевтическим отделением клиники психосоматической медицины УКБ №3 Сеченовского университета: Депрессивно-маниакальное состояние – это так называемое биполярное расстройство, когда настроение скачет от повышенного к резко пониженному. Это другая, скажем так, диагностическая категория, то есть есть просто депрессия, а есть депрессия в рамках биполярного расстройства. И у некоторых эти качели очень сильно выражены...

– То есть в аффекте, да, немножко человек?

Беатриса Волель: Да, в состоянии такого, да, маниакального, повышенного аффекта, некой такой, так сказать, грандиозности, представления о том, что все в этой жизни возможно, ты со всем справишься.

Голос за кадром: Ксения учится на психолога и даже год назад организовала проект «Равновесие» для людей, страдающих психическими расстройствами. Для нее важно помочь им, ведь когда-то она думала, что только с ней происходят необъяснимые вещи. В 4 года у Ксении случилась первая паническая атака: девочка много раз просыпалась по ночам и кричала.

Ксения: Мама начала ходить со мной по врачам, психиатры, по психиатрам. Три раза, три попытки точно, мне мама рассказывала, ну вот с ней в детстве. Как сейчас я общаюсь и с психиатрами, и с психологами, никто не говорит, что это точная связь, что можно это сказать из-за этого, но это как вариант: когда мне было 2 года, умерла моя бабушка, мамина мама, и мы спали с ней в одной кровати. Вот когда приходит паническая атака, то у меня как будто резкое осознание, что я когда-нибудь умру и это неизбежно. Они у меня всегда были по ночам, по вечерам, то есть в темное время суток. Ну и вот проявлялось так, что вот этот дикий страх, иногда я даже начинала стенку ударять или еще что-то, потому что настолько страшно, что вот уже на «физику» куда-то переходит, что хочется это от себя убрать.

Михаил Ковалев: Ты уже понимаешь, что какие-то лишние моменты лучше обойти стороной, какие-то острые углы, если человек чувствует себя раздражительным. То есть в принципе я уже как бы подстроился. Когда у Ксении был очень тяжелый период, да, то есть она даже не могла спать нормально, то есть человек выпадает из жизни и действительно очень сильно мучается.

Александр Горюнов, ведущий научный сотрудник отдела детской психиатрии ФГБНУ «Научный центр психического здоровья»: Во-первых, панические атаки – это не биполярное расстройство настроения, то есть она пережила какой-то стресс, который сопровождался развитием тревожно-фобических расстройств, протекающих в виде панических атак. Но это с ее слов, ретроспективно, поэтому я не могу утверждать, что это так и было.

– Как-то в детстве это заметно? Или, например, хоп! – в 20 он понял, что у него биполярное?

Александр Горюнов: Вообще, биполярное расстройство в детстве редко диагностируется. В подростковом возрасте уже значительно чаще. Ребенок изначально обладает повышенной подвижностью, активностью, в конце концов эмоциональностью, радостью в норме, и поэтому увидеть, что он находится в мании, характерный симптом биполярности именно, достаточно сложно оценить.

– Просто активный ребенок очень.

Александр Горюнов: Активный, радостный. Родители довольны, наоборот, и сам ребенок доволен. Гораздо хуже с депрессией обстоит, которую можно увидеть: вдруг ребенок тускнеет, у него теряется блеск в глазах, или он садится, или он не может учиться и т. д., и т. д., это заметнее.

Ксения: Это единственная фраза была, которую я говорила в день по 50 раз: «Зачем жить?», «Зачем жить, если мы умрем?» Ну и вот я приехала на прием к психиатру, и мне сказали, что сразу надо ложиться. И действительно, это было долго, меня как-то вытягивали из этого состояния, потому что я очень сильно запустила. Если бы я раньше начала лечение, конечно, я бы до такого не дошла.

Олег Гладышев: Надо просто обращаться к врачу и вовремя, чтобы это...

– То есть можно запустить депрессию?

Олег Гладышев, врач-психотерапевт: У любого заболевания, у любого, даже у того же гриппа, есть же стадии заболевания. Есть легкая депрессия, есть средней тяжести депрессия, а есть тяжелая депрессия, когда уже забиваешь крюк в потолок, намыливаешь веревку и ставишь табуретку, вот. Поэтому, когда появляются суицидальные мысли, это однозначно признак тяжелого состояния.

– Орут и невозможно...

– Очень часто, не знаю, ни расчесаться, чай не попить, вообще практически ничего невозможно сделать.

Александра: Реально из последних сил держалась, чтобы, допустим, не выйти с балкона. То есть я туда подходила, я там стояла, я ходила к электричке, вот прямо стояла перед. У, скажем так, женщин с послеродовой депрессией это просто попытка отдохнуть, грубо говоря: ну, ты умираешь, да, и тебя больше никто не дергает, не кричит «Мама!», тебе не надо давать изжеванную грудь ребенку, когда она там, не знаю, уже вся в мозолях, прожевана до мяса, и тебя просто никто не будет трогать, вот.

Голос за кадром: По статистике ВОЗ, в развивающихся странах около 20% недавно родивших женщин подвержены депрессии. За помощью обращаются редко: нет сил, денег и стыдно. В Петербурге работает уникальный проект «Помощь уставшим мамам».

Мария Будылина: Мама устала. Вместо того чтобы отдохнуть, у нее нет возможности вырваться. Она чувствует, что она стала плохой матерью, она чувствует опять вину.

Голос за кадром: Придумала этот проект психолог Мария Будылина. Когда-то она сама была в послеродовой депрессии.

Мария Будылина, перинатальный психолог, руководитель благотворительной организации «Помощь уставшим мамам»: Я помню, что какие-то суицидальные истории у меня начались еще во время беременности. Я думаю, что это связано с гормональным перепадом. Я помню, что вот на 4-м месяце я вышла на балкон и как-то мне стало там странно. То есть это был наш обычный балкон в квартире, в которой мы давно жили. Я выхожу на балкон, смотрю вниз, и вот какое-то вот это состояние, что «а не прыгнуть ли мне с балкона?».

Голос за кадром: Когда родилась дочка, состояние усугубилось. Забот становилось все больше, времени на себя у Марии не оставалось. Ребенок плохо спал по ночам и каждые 1,5 часа требовал еду. Муж помогал мало.

Мария Будылина: Мне казалось, что ребенок меня не любит... Вообще у мамы есть это чувство, что, если ребенок плачет, ему плохо и она делает ему плохо, и вот это какое-то колоссальное чувство вины.

Голос за кадром: Сейчас проекту уже 4,5 года. Состоит он из нескольких частей. Волонтеры посещают маму и помогают по дому: готовят еду, гуляют с ребенком. Работает горячая линия (8-800-222-05-45), где можно по телефону получить полноценную сессию с психологом, работают онлайн-группы. А те, кто живут в Петербурге, могут ходить на группы поддержки лично.

Мария Будылина: Если по суицидам смотреть, то за последние 2 года, вот то, что на слуху – это все женщины замужние. Поэтому то, что ты не услышан, это не легче, чем когда у тебя вообще нет партнера и ты просто измотан и в ужасе думаешь, что никогда не будет партнера, мой ребенок не будет иметь отца.

Голос за кадром: Женя как никто понимает женщин не только в декрете, но и в депрессии. Когда его дочке было 1,5 года, он оставил работу инженером на электростанции и ушел в декретный отпуск вместо жены.

Евгений Смышляев: Здесь маленькая кухня, тут дочка у меня готовит еду. Ее сейчас нет, а так бы она вам приготовила что-нибудь вкусненькое.

Да, у меня депрессия началась осенью, а летом я ушел в декрет. Декрет – это, конечно, жесть, вот, то есть с маленькими детьми – это очень тяжело.

– «Как победить депрессию», книжечка, смотри, еще.

Евгений Смышляев: «Что такое депрессия, депрессивный разум? Ничего не получается – как преодолеть ощущение безнадежности?» Допустим, открою вот эту страницу, «Не могу заставить себя ничего делать», 132-я, наверное, хочется найти там какой-то рецепт... Просто прочитаешь и все получится.

– Рецепт.

Евгений Смышляев: Но на самом деле там рецепта-то, скорее всего, не будет, то есть там все равно за этим будет стоять какая-то большая внутренняя работа. И вот этот момент, он меня, например, часто может демотивировать.

– Можешь описать это состояние, как ты себя чувствовал?

Евгений Смышляев: Состояние такое, знаешь, какой-то безысходности, беспросветного какого-то груза всего, чего... То есть ты какой-то придавленный, пришибленный. В каком-то существовании таком находишься с опущенной головой.

– Ты женщин понимаешь в депрессии?

Евгений Смышляев: Ну, я после декрета женщин просто понимаю, потому что это очень тяжелая работа.

Голос за кадром: Женя родился и вырос в городе Припять. Когда случилась авария, ему было 8 лет. Отец вывел семью в Киев и вернулся обратно ликвидировать последствия катастрофы, он работал атомным инженером на станции. После аварии семья Жени часто переезжала, мальчику пришлось сменить несколько городов и школ. О том, что внутри него что-то изменилось, заметил в 10-м классе.

Евгений Смышляев: Когда я туда перешел, я понял, почувствовал, что у меня там, ну, может быть, это класс был такой или у меня какие-то возрастные уже начались вещи, что я там по большому счету ни с кем не подружился, ну и мне там было скорее некомфортно. То есть вот в какой-то из этих переходов я вот резко почувствовал, что у меня что-то поменялось. Не знаю, связано ли это с самим переходом или просто это совпало.

– А правда, у ребенка тоже может быть депрессия?

Александр Горюнов: В подавляющем большинстве можем обнаружить тот или иной стрессовый момент, и для каждого возраста, кстати, его значимость различна. До 10-летнего возраста смерть родителей или потеря и, кстати, развод родителей – самые значимые ситуации. А вот после 10 лет, с началом препубертатного периода, становится самым важным принятие в социуме и социальная депривация является самым важным стрессовым моментом, то есть когда ребенок занимает не то положение в социуме, на которое рассчитывает.

Голос за кадром: После окончания школы родители захотели, чтобы Женя, как и папа, пошел учиться в университет на кафедру ядерной физики.

– Я знаю, что, когда у людей депрессия, их перестают радовать вещи, которые их радовали до этого.

Евгений Смышляев: Наверное, такого у меня не было. Может быть, я мало что любил, ха-ха, до этого, не знаю. У меня скорее просто совсем пропало ощущение не то что взгляда в будущее, просто ощущение того, что ты живешь как-то. То есть у меня какое-то... Я какой-то был придавленный каким-то грузом, какими-то своими мыслями и все.

– Это связано было с твоей, я так понимаю, реализацией, что от тебя много всего ждали?

Евгений Смышляев: Ну да.

– А что ожидали?

Евгений Смышляев: Ну, каких-то успехов, какой-то карьеры, какого-то... Ну, вольно или невольно все время происходило сравнение меня с родителями, ну в большей степени с отцом, конечно, а он у меня был достаточно успешный человек, ну в плане карьеры, в плане профессионализма. Ну, подразумевалось, видимо, что я должен что-то повторять или делать что-то подобное. Но у меня как-то это не особо получалось, ну и вот.

То есть вот это вот несоответствие, оно у меня достаточно давно было. Какие-то предпосылки я все-таки, наверное, в этом вижу. Ну просто вот я сейчас стою и думаю, что действительно, когда ты смотришь в окно, ты смотришь как бы в жизнь, не то чтобы в чужую, но в ту, которая вокруг тебя, и ты можешь не всегда чувствовать себя внутри этой жизни. Все это мимо тебя проносится, вроде бы ты как бы ни при чем.

– Почему так тяжело действительно? Что с организмом происходит человека?

Беатриса Волель: Часто в структуре депрессии и тяжелой депрессии возникают так называемые идеи несостоятельности и малоценности, когда человек понимает, осознает, что он не может выполнять привычную работу, что он является в своем таком болезненном состоянии обузой для близких и родственников, когда люди в депрессии по несколько месяцев могут лежать дома, отвернувшись лицом к стене, себя практически не обслуживать. Поэтому иногда вот такие вот идеи несостоятельности, когда человек или, что хуже, самообвинение, когда человек начинает себя винить во всех смертных грехах, когда этого ничего и не было, и в момент хорошего самочувствия он даже об этих обстоятельствах жизни никогда бы и не вспомнил, то вот эти идеи несостоятельности тоже могут приводить к возникновению идей и мыслей о бессмысленности нахождения его.

– Ты работаешь со сложными детьми, подростками в детском доме. Скажи, пожалуйста, а вот часто тебе приходится сталкиваться именно с депрессивным детским опытом?

Дарья Сухоставец, клинический психолог: Это в основном примерно 80% детей моих, да. Бывает депрессивная структура личности, и это не совсем депрессия, это такое творческое приспособление, это такая модель поведения в определенных обстоятельствах сформированная. Например, вот ребенок рождается, он там первые недели две, три, ну хорошо, пусть будет месяц, округлю до месяца, находится в такой фазе аутизма, а после этого он начинает активно интересоваться миром. Он начинает маму рассматривать, он начинает игрушки рассматривать. И вот в этот период ему очень важно, чтобы мама давала ему свой отклик эмоциональный, то есть чтобы она с ним разговаривала, чтобы она тепло, принимающе на него так смотрела, чтобы она его все время на ручки брала, вот, чтобы у них был какой-то такой психоэмоциональный теплый контакт.

Вот если этого будет не происходит, то ребенок начинает очень громко кричать. Если после этого мама не приходит, то он просто отчаивается и перестает пытаться ее достичь и позвать к себе. Он теряет надежду, да, правда, он понимает, что что бы он ни делал, ему маму не достичь, она не придет.

– С учетом того, что у ребенка все-таки есть мама, да? Это не в детском доме?

Дарья Сухоставец: Это у ребенка есть мама, да.

– А что нужно знать родителям, чтобы не вырастить человека с депрессивной структурой?

Дарья Сухоставец: В первую очередь давать ребенку в детстве проживать все его чувства. Вот у ребенка умерла кошка, и для него это правда трагедия и горе. Ему надо дать возможность отгоревать этот момент, прожить, проплакать. Не говорить ему: «Это фигня, правда».

– «Новую заведем». Еще мальчикам, наверное, тяжело, да?

Дарья Сухоставец: Да. А мальчикам в этом плане еще сложнее. Господи, бедные мальчики вообще, правда.

– Мальчики...

Дарья Сухоставец: Им говорят: плакать нельзя, уязвимым быть нельзя, я не знаю, слабым быть нельзя, нуждающимся быть нельзя, и все нельзя.

Голос за кадром: Депрессия – это опасное психологическое заболевание. Оно может возникнуть и у ребенка в период взросления. В этот момент очень важно заметить первые признаки. По статистике ВОЗ, в России около 11% юношей и девушек страдают депрессией, то есть это каждый 10-й подросток. Однако в статистику входят только те случаи, которые были зарегистрированы. Самоубийство занимает 4-е место среди основных причин смерти молодых людей в возрасте от 15 до 29 лет. Доказано, что программы профилактики позволяют снизить распространенность депрессии.

Мария Кац: Кто-то сшил тыкву. Смотрите, какая тыква! Очень красиво.

Голос за кадром: Раньше здесь помогали малолетним преступникам, а теперь занимаются профилактикой депрессии. Известный клуб «Перекресток» помогает тем, кому сложно легально выразить свои чувства.

Мария Кац: Нужно было обязательно чем-то увлекаться, чтобы пойти на какой-нибудь кружок или иметь деньги, в 1990-е гг. это все было не совсем как бы поставлено на поток. И поэтому многие подростки сидели во дворах, употребляли алкоголь, аптечные наркотики какие-то, которые тогда еще были доступны. Сейчас, да, мы больше работаем с депрессией, расстройствами личности, какими-то еще расстройствами настроения.

– Моральная поддержка какая-то.

– Да.

– Да, в обычной жизни я ее нигде не получаю.

– Нигде?

– Нигде. Ни от родителей, ни от друзей, которых у меня нет, ни от одноклассников, которые говорят мне свалить из школы.

Мария Кац: Это клуб, вот. Здесь у нас раздельный сбор мусора. Здесь можно посмотреть на нашу коллекцию настольных игр.

– Когда приходят подростки, изначально у которых есть как бы риск заболеть депрессией?

Мария Кац, клинический психолог, менеджер проектов Центра «Перекресток»: Можно так сказать, потому что на риск развития депрессии в том числе влияет, например, социальная тревожность, то есть когда у подростка не очень много друзей и он не умеет их заводить, у него нет позитивного опыта, когда сверстники его принимали бы. Чувство одиночества усугубляется...

– Чувство одиночества...

Мария Кац: ...и главное, что такой подросток может не знать, что с этим делать. Ему может казаться, что это навсегда, и такое одиночество как бы становится таким токсичным, вот, то есть оно так сидит внутри и не дает двигаться, сковывает по рукам и ногам. Мы можем этого не видеть, он может переживать пустоту. И плюс к тому: «Если я никчемный, то на фига этим людям со мной знакомиться? Я туда приду, меня там отвергнут. Зачем я вообще куда-то поеду?» – будущее-то тоже отстойное, ну то есть оптимизм не работает тут.

Голос за кадром: Подростки в клубе «Перекресток» получают профессиональную психологическую поддержку. Мы не показываем лица ребят, потому что надеемся, что о депрессии в будущем им вспомнить не придется.

– А можно я покажу свои рисунки на видео? Один хотя бы. Это из мультсериала «Звездные войны: Повстанцы». Ну это я сама придумала, типа как продолжение. ...Потому что всем, так сказать, по барабану на мои рисунки, мало кому они нравятся. В данный момент я ищу будущую профессию. В семье в меня никто не верит. Я хотела бы такую профессию, например медицинский, «Ты тупая!» все говорят, педагогический – «Ты тупая». Часто очень реву ночью, потому что я завидую, у меня вот зависть такая просыпается часто: у всех там лучшие друзья, отношения, а у меня вообще никого нет.

Мария Кац: Родители часто к нам обращаются, наверное, в двух случаях: если у подростка очень сильно ухудшилась учеба... Бывают другие подростки, которые до самого уже критического состояния хорошо учатся, а потом оказывается, что они уже совершенно выгорели, у них депрессия, им нужна была помощь еще полгода назад, а они все еще хорошо учатся. Поэтому сложность диагностики подростковой депрессии как раз заключается в том, что у подростков больше разнообразие проявлений депрессии.

Бывает такое, что за счет подвижности нервной системы и эмоций у подростков они как будто хорошо себя чувствуют, ну то есть они могут, не знаю, играть на гитаре, ходить гулять с друзьями, еще что-то. Но при этом, если начать расспрашивать такого подростка, оказывается, что он постоянно в страдании находится, ему больно внутри, он теряет какие-то смыслы, значимые для него, и обычно это начинается с того, что он начинает переставать ходить на кружки, секции, перестает брать какие-то дополнительные уроки в школе.

– Что может чувствовать ребенок вот в таком депрессивном состоянии? Вот про себя что он понимает, про мир?

Дарья Сухоставец: Тоску на самом деле.

– Тоску?

Дарья Сухоставец: Тоску. Это какая-то, знаешь, такая вот очень глубокая, невероятная тоска. Это тоска по невозможности быть любимым, вот самым близким, мамой.

– Но получается, что такие дети вот как раз-таки о помощи и не могут попросить?

Дарья Сухоставец: Они не могут, они отчаялись, очень много отчаяния еще в этом, да, потому что «ну я знаю, у меня в опыте, когда я звал, никогда не приходили, и тогда я лучше не буду звать, я буду как-то сам справляться с этим».

– Человеку уже 20, 30 лет, а он точно так же продолжает себя вести? Он не просит о помощи, если ему плохо, так же чувствует тоску и одиночество?

Дарья Сухоставец: Да, да.

– То есть это может быть не депрессия, а депрессивная структура личности просто у человека?

Дарья Сухоставец: Депрессивная структура личности, да. Но это может вылиться в депрессию. То есть такие люди, они всячески вот держатся за отношения, даже если они их не устраивают, они никогда не скажут, что им не нравится, всегда будут, знаешь, такие удобные, они чертовски удобные, потому что они не высказывают свое недовольство в отношениях, вот лишь бы быть с кем-то. Потому что потеря этого кого-то – это для них невыносимая история.

Голос за кадром: В настоящее время не существует ясного понимания нейробиологических причин депрессивного расстройства. В научной среде на этот счет есть только гипотезы и теории: их связывают с нехваткой или избытком разных гормонов.

– Что происходит вот с гормонами? То есть почему вдруг, например, у человека мало становится эндорфинов?

Олег Гладышев: Если бы кто-то это узнал, то есть такая хорошая фраза, вам бы памятник золотой при жизни поставили. Поэтому сбой какой-то идет на уровне биохимии. Еще раз говорю, пусковым механизмом может являться все что угодно: на ногу наступили, не знаю, кошелек потерял, не знаю, сын двойку принес. В принципе считается, что для обычной печали, для обычной тревоги, для обычного стресса, чтобы с ним справиться, должно хватать двух-трех недель для здорового человека. Если это затягивается более двух-трех недель, надо идти либо к врачу, либо к психологу, но надо это обсуждать, что это случилось.

Потому что есть реактивные депрессии, которые возникают по каким-то внешним причинам, ну, простите меня, поругалась с супругом, значимая вещь все-таки для человека, но где-то за две-три недели ты должна эти терки убрать, вы опять должны помириться и все прочее. Если это затягивается долго и вы не находите общий язык, это может перейти уже в так называемую эндореактивную депрессию, то есть уже сбои идут какие-то внутренние.

Голос за кадром: Как и случилось в истории Маши, не только ограбление послужило спусковым крючком для развития депрессии: почти сразу после этого умерли две любимые бабушки. Для встречи с ними у нее есть особые места.

Мария Воликова: Ну иди ко мне! Ну иди ко мне! Для меня вообще природа, лес, коровы – это вот мои бабушки. То есть я хожу вот пообщаться. Мне ужасно их не хватает. Одной не стало в 2014 году, другой в 2015 году. И как-то вот нелегко... У меня 1,5 месяца назад умер отец...

– Это вот сейчас...

Мария Воликова: Да.

– А сколько лет вот это острое горе такое длилось?

Мария Воликова: Ну, я так думаю, наверное, года 4.

– Связано, получается, как-то, да, с депрессией, наверное, тоже?

Мария Воликова: Ну, я думаю, что наверняка. Я думаю, что вот их уход послужил именно таким толчком, последней каплей, ну стало все совсем плохо.

– Как-то это внешне выражалось? Или на кладбище ездила, или, может быть, дома портретов было... ?

Мария Воликова: Я на кладбище и сейчас езжу. Я помню, что я ездила тоже с ней поговорить.

– Как понять, что уже вот как бы хватит горевать?

Беатриса Волель: У нас так устроен разум, что мы хотим точно знать ответы, а что, а когда, а когда это пройдет, вот эта периодичность, даже вы в своих вопросах все время меня как бы пытаетесь конкретизировать и успокоить себя. Но горе – оно у всех свое, но есть определенная стадийность, когда это продолжалось больше чем год, два-три года, когда родственники умерших фактически жили на кладбище, когда умерших, ну такое слово употреблю, канонизируют, когда в комнате умершего не трогают никакие вещи, расставляют везде фотографии, то есть такой создают культ умершего. Нормальная реакция горя – это где-то до года.

Все, что выходит за эти временны́е рамки, относится к так называемым патологическим реакциям горя, в том числе иногда это выражается в форме таких затяжных депрессий, и люди, потеряв кого-то, уже прежними не становятся. Да, горе и потеря близкого, она не забывается, но это не значит, что сам человек, который остался, он должен жить все время в депрессии и иметь вот этот сниженный все время фон настроения. Здесь люди иногда считают, что если как бы с ними произошла, в их семье произошло такое горе, что они теперь не имеют права на прежнее существование, на радость от каких-то других вещей и т. д.

Голос за кадром: В лечении депрессии помогает психотерапия и фармакология. Кроме психиатрических клиник существуют и терапевтические отделения на базе больниц. После лечения там человека не ставят на учет в психдиспансер. Существуют также бесплатные группы поддержки, одну из них ведет Ксения.

Ксения: Мы сейчас едем на группу поддержки, она у нас очно проходит два раза в неделю в Петербурге и еще несколько раз в месяц онлайн, для того чтобы туда могли присоединиться люди из любого города.

– Всем привет. Меня зовут Ксения, у меня биполярное расстройство. И сегодня я буду вести эту группу.

Дарья: Когда я начала ходить на группу, больше всего меня поддержало, что я не одна такая. Тут мы часто обсуждаем такие нюансы заболеваний, о которых ни с кем не поговоришь. И я говорю о них, и внезапно оказывается, что у половины группы все то же самое, и они все тоже были уверены, что они одни такие. Мой отец покончил с собой, когда мне было 3,5 года, и в тот день я была у него дома.

– Несмотря на это, ваша мама не принимала вашей болезни, да?

Дарья: Она не принимала болезнь отца и не принимала мою болезнь. Наверное, она, может быть, думала, что я смогу так избежать его участи. Но в итоге сейчас всегда меня врачи спрашивают о моей истории семьи, и очень важно говорить им о том, что происходило с моим отцом.

Ксения: У нас есть канал в Telegram, который называется «Группа поддержки». Там около 70–80 человек – это те, кто обратились к нашим равным консультантам.

Голос за кадром: Татьяне Константиновой помогла психотерапия и смена образа жизни. Она ушла из руководства некоммерческими организациями, но продолжает поддерживать несколько благотворительных инициатив в качестве эксперта. Старается проводить больше времени с семьей и каждый день ходит пешком.

Татьяна Константинова: Иногда специально выхожу за одну-две станции метро и специально иду, чтобы у меня... У меня прямо четенько должно быть не меньше 10 тысяч шагов, а в день сейчас получается 13, 14, 17. Я прямо расходилась уже.

Голос за кадром: Женя на психотерапию не ходит, но продолжает пить антидепрессанты, без них ощущение груза возвращается. Еще помогает новое увлечение – Женя занялся документальной фотографией.

– А что чувствуешь, когда фотографируешь?

Евгений Смышляев: Для меня, наверное, фотография – это ощущение какой-то красоты.

– Хочешь ли ты, чтобы было легче?

Евгений Смышляев: Ну, мне не хочется думать о том, что я сейчас с понедельника поменяю все, так не бывает уже. Я сейчас не уверен, что я хочу начать терапию. Я хочу, может быть, что-то другое попробовать, вот, хотя бы попробовать наладить какие-то там режимы сна, отдыха, что-то такое, может быть, с этого начать.

Ксения: Я встречалась, кстати, с такой позицией, что это от безделья, депрессия оттого, что работаете мало, «идите заводы стройте». И все вот это вот про спорт, про какие-то штуки... Я хочу донести одну мысль, что это все как-то влияет и помогает, когда ты в норме. Но когда у тебя сильное состояние, сильная депрессия или сильная мания, это все не играет роли, ни спорт, ни работа, ничего, вот. Поэтому это все немножко сложнее, чем кажется.

Мария Воликова: Я вот хожу сюда в каком-то смысле с бабушкой пообщаться. Благодаря терапии мне до некоторой степени удалось принять тот факт, что вот ее нет со мной. Есть горе, есть печаль, а есть беда. Вот когда ее не стало, это была беда. Когда я поняла, что совсем все плохо, ну как бы вот либо ты ложишься и умираешь, либо надо карабкаться. Мои бабушки всю жизнь были борцами, и они бы не легли и не умирали бы. Я подумала: ну что уж я буду? Надо и мне карабкаться.