Владислав Шурыгин: Если фронт рухнет, военная и экономическая помощь Украине начнет стремительно сокращаться. Вкладывать деньги в лопнувший ресурс - это нарушение всех бизнес-законов
Дмитрий Лысков: Три европейские страны отказались пропускать самолет Сергея Лаврова в Сербию. Это их суверенное решение, поспешили заявить в Госдепе США. Вот что интересно: одновременно парламент Черногории потребовал от правительства разъяснений, кто и на каком основании принимал это решение, и до сих пор ждет ответа.
А зря, в общем-то, ждет, не оттуда он его ждет, ведь все уже разъяснили американцы, разъяснили за них, и никого это не смутило, и ни капли они этого не постеснялись. Вот американцы так и сказали «суверенное решение».
Ну, вообще суверенитет, согласно энциклопедии, это «независимость государства во внешних делах». У нас сегодня будет очень интересный разговор о самой возможности в современном мире принимать независимые решения со специально приглашенными гостями из Сербии и из Турции. Вот что ни говори, а Турция сегодня ведет очень интересную внешнюю политику. Вот как это получается? Будем разбираться.
Но вначале анализ ситуации в зоне проведения специальной военной операции, там тоже много интересного, вплоть до вновь возникшей темы переговоров с Киевом.
Риторика официального Киева меняется день ото дня. Еще недавно украинская сторона заявляла о контрнаступлениях, а сегодня Владимир Зеленский неожиданно допустил прорыв в Донбассе. Процитирую: «Если будет прорыв на Донбассе (ну вот «на», это Владимир Зеленский, я цитирую), нам будет очень сложно».
Происходящее в зоне спецоперации мы сейчас и обсудим с Владиславом Шурыгиным, военным экспертом, который присоединяется к нам по телефонной связи. Владислав Владиславович, здравствуйте.
Владислав Шурыгин: Здравствуйте.
Дмитрий Лысков: Владислав Владиславович, что за смена риторики такая странная в Киеве? Что-то подозревать начинают?
Владислав Шурыгин: Ну, слово «подозревать» неточно, все-таки хочется верить, что Зеленский является президентом хоть и во многом условным, но не номинальным, информацию все-таки о происходящем о фронте он получает. Просто дальше становится невозможно скрывать зраду и выдавать ее за перемогу. То есть очевидно, что украинский фронт на Донбассе трещит, он перфорируется в прямом смысле этого слова, т. е. возникает куча мелких прорывов, возникают «микрополуокружения», мешки. И понятно, что резервы брать неоткуда, т. е. мы видим все последние недели, что туда просто гонят на убой абсолютно, как сказать, необученных украинских мужиков, или хлопцев, говоря все-таки на украинском.
И это не помогает, т. е. потери просто колоссальные, сам Зеленский огорошил нас, что каждый день погибает до 100 человек. При этом сами американцы, которые лучше осведомлены, видимо, его, они говорят, что цифра минимум в 5 раз больше. Соответственно, в этом случае действительно фронт трещит и все приближается к очень такому драматичному моменту по крайней мере на донбасском направлении. Надо понимать, что Зеленский просто пытается в этом случае, ну знаете, подстелить соломку.
Дмитрий Лысков: Владислав Владиславович, очень интересная складывается картина, я бы даже сказал, трагическая картина. Вот вы говорите, что бросают они все больше подкреплений малообученных, действительно, мы это видим. Но при этом ВСУ не отходят, не перегруппировываются, не занимают новые рубежи обороны, они стараются вот держаться до последнего. Это что? Это какая-то новая тактика? Или это чистая политика, чтобы Зеленский мог сказать, что они не сдают, зрады нет?
Владислав Шурыгин: Ну, вы знаете, вот как бы часть ответа вы дали. Надо понимать, что сегодняшняя ситуация на Украине балансирует между двух полюсов. Первый полюс – это полюс американцев, которые очень хорошо понимают, что нынешняя ситуация все больше уходит от надежд, которые там 2 месяца назад питали, что Россия будет разгромлена, «Россия – колосс на глиняных ногах», «Россия не выдержит такую войну и рухнет», до того понимания, которое сейчас уже созрело в Вашингтоне, что каждый занятый русскими солдатами метр украинской территории больше никогда не будет отдан, соответственно, надо вовремя когда-то все-таки сказать «сдавайтесь!», иначе можно лишиться всей Украины. Но чтобы Украина сражалась, ей нужно давать оружие, оружие, оружие, т. е. как можно дольше изматывать Россию в надежде, что ну может быть все-таки она сломается. А для Зеленского, чтобы сражаться, ему нужна вот эта непрерывная поддержка, а значит, нужно любой ценой демонстрировать перемоги. Соответственно, в этом случае любые отступления, любые отходы становятся зримым подтверждением ровно наоборот.
Поэтому Украина изобрела совершенно новую людоедскую тактику, которую она использует уже 2 месяца, – это, как бы сказать, заливать огонь человеческими жизнями. То есть есть такой в армии очень неприятный вид боевых действий, как отступление, и понятное дело, что никого не радует, это худший вид боевых действий. Но это отступление, которое позволяет хотя бы сохранять личный состав. Но, чтобы отойти, надо вовремя получить эту команду, т. е. это значит, нужно просто тогда хотя бы пытаться спастись с помощью отступления.
Но отступление – это всегда, во-первых, утрата позиций, а во-вторых, это, естественно, в этом случае проигранное время, потому что если ты отступаешь, что называется, на неделю раньше, чем мог бы, допустим, если бы ты стоял намертво, то тогда эту неделю ты проиграл. Поэтому такой способ имеет смысл только в одном случае, когда люди ждут контрудара, когда у тебя в запасе где-то формируются мощные ударные кулаки и люди гибнут на передовой, стоя до последнего, чтобы вот выиграть время для вот этого мощного контрудара. У Украины сейчас таких резервов просто нет, все свои резервы она с ходу бросает в бой.
Соответственно, получается очень драматичная ситуация, при которой людей заставляют сражаться до последнего момента, пока они не утрачивают полностью способность к сопротивлению, а дальше их просто бросают. А за их спиной из необученных вот этих отрядов, наскоро пополненных бригад строится новый рубеж, и так от одного рубежа к другому. С одной стороны, отдадим должное, они выигрывают время за счет того, что они заставляют свои войска так сражаться, с другой стороны, потери чудовищные и, самое главное, потери не во имя чего.
Дмитрий Лысков: Но, может быть, таким образом, я не знаю, для чего-то тянут время, если не формируются действительно какие-то оборонительные рубежи дальше? Может быть, на что-то рассчитывают?
Владислав Шурыгин: Вы знаете, есть такой, вы прекрасно знаете, такой есть известный философский принцип бритва Оккама, вот называется «не плоди сущностей», самое простое объяснение – самое правильное. Очевидно, что выигрывается время.
Выигрывается время только для двух вещей: либо, как я уже сказал, для организации контрнаступления, либо в надежде, что все-таки Россия истощится. То есть вот та глобальная идея, с которой в эту войну влезали американцы, истощить Россию, заставить ее, как вот сказать, попасть в ловушку вот этой, как они считывали, бесконечной войны, в ходе которой за 2–3 месяца Россия утратит бо́льшую часть войск, утратит экономические возможности, и это приведет к политическому внутреннему кризису, как мы видим, из этого не получилось ровным счетом ничего. Россия втянулась в боевые действия, Россия выстроила военную промышленность, Россия выстроила экономику, и российское общество вполне однозначно объединено вокруг своей армии. Поэтому с этого ничего не получается. Но другого плана нет, поэтому давайте еще немного потянем.
Тем более что американцы ничем не рискуют, они воюют, что называется, до последнего украинца. А Украине больше рассчитывать не на что, и она отлично понимает, что как только фронт рухнет или если фронт рухнет, мы не говорим, что это произойдет прямо завтра, то военная помощь начнет очень стремительно сокращаться, как и экономическая, потому что всем станет понятно, что вкладывать деньги в лопнувший ресурс – это просто нарушение всех бизнес-законов. Вот в этом случае такая жестокая, страшная правда этой войны.
Дмитрий Лысков: Владислав Владиславович, наши телезрители спрашивают, вот масса вопросов: «Объясните, почему до сих пор обстреливают Донецк?», «Сколько времени прошло, почему до сих пор не удалось отодвинуть ВСУ на безопасное для города расстояние?»
Владислав Шурыгин: Понимаете, у нас многие себе представляют Донбасс или по крайней мере ситуацию, о которой говорим, Авдеевку, соответственно, … как некую такую позицию, которую можно преодолеть. Это район обороны глубиной примерно 10–15 километров, шириной примерно в 25, который 8 лет полностью создавался как такая большая неприступная крепость, с которой Украина должна была наступать.
Вообще, по планам этой войны, которые сейчас у нас же в нашем распоряжении, было понятно, что Украина должна была в случае ввода российских войск на Донбасс с этого рубежа начать наступление и войти в Донецк, устроить в Донецке то, что в итоге потом произошло в Мариуполе. Мы им просто не дали. Но тем не менее там сидит самая боеспособная группировка, это группировка, как бы вам на военном языке просто попроще сказать, она полностью перекрывает друг друга, т. е. все укрепрайоны связаны, их приходится штурмовать, примерно как когда-то наши деды штурмовали Кенигсберг.
Ну просто поскольку мы решаем одновременно много задач и в разных районах, и под Харьковом, и на севере, в районе Северодонецка, и на юге, то, конечно, приходится в основном воевать там силам республик. Поэтому да, чуть-чуть их «грызут», по чуть-чуть отодвигают, но для того, чтобы это сделать действительно по-настоящему эффективно, надо пройти хотя бы километров 30–40, чтобы это было уже вне зоны достижения артиллерии. Поэтому продвижение есть, но оно еще не настолько глубокое, чтобы действительно их оттуда отдернуть.
Я скажу честно: мы за эти последние 3 месяца как минимум 4 раза пытались, что называется, штурмовать Авдеевку, и где-то мы смогли ненамного продвинуться, но потом все равно выдыхались и были вынуждены переходить, что называется, к позиционной войне. Ну, тем не менее этот орешек разгрызают, разламывают, раздавливают, и можно не сомневаться, что это все-таки будет сделано в ближайшие, может быть, пару недель.
Дмитрий Лысков: Владислав Владиславович, еще один вопрос от наших телезрителей. Ну вот мы говорим, что фронт украинский трещит по швам. Если нет действительно там вторых, третьих, четвертых эшелонов, которые формирует сейчас киевская власть, когда фронт действительно будет прорван, что дальше? То есть войска выйдут на оперативный простор, я не знаю, покатятся уже по территории Украины значительно бо́льшими темпами? Вот можно предсказывать сейчас?
Владислав Шурыгин: Ну смотрите, во-первых, вы сейчас очень интересную мысль сказали, точнее фразу, она очень точная, потому что это может проверить любой. Если не ошибаюсь, вчера вечером американцы, она сейчас по Сети гуляет, эта карта, выложили очень подробную карту с нахождениями воинских частей наших и украинских. И на этой карте очень четко видно, что российская группировка на Донбассе – это глубоко эшелонированная мощная военная система, где как минимум части выстроены в два эшелона. Украинская группировка – это тонкая нитка, т. е. это нитка бригад, которые вот из последних сил держат фронт.
Очевидно, что фронт будет распадаться на несколько кусков; очевидно, что опять же те, кто сражаются, украинцы, получат команду держаться до последнего, их просто бросят. Поэтому, конечно, это будет происходить не молниеносно, а в каком-то временно́м лаге. Надо понимать, что после этого они отойдут на последний свой рубеж, который у них есть в этом районе, это рубеж Славянск – Краматорск. Вот на этом рубеже они попытаются опять же закрепиться, но вряд ли это получится лучше, чем это было, допустим, сейчас под Северодонецком.
А потом начинается, да, самое тяжелое для Украины, начинаются степи, это херсонские степи, это запорожские степи, это степи под Николаевом, где реально зацепиться и устроить какой-либо оборонительный рубеж вне населенных пунктов невозможно, а такого количества населенных пунктов, как в Донецкой агломерации, где фактически не то что один сплошной населенный пункт, но это очень плотно прилегающие друг к другу города, поселки, села, там уже нет. И я как военный эксперт думаю, что после этого, конечно, наступление наше пойдет бодрее, потому что, во-первых, к этому моменту будет окончательно перетерты основные и самые боеспособные украинские части.
Надо сказать, что уже сейчас от тех бригад, которые вот готовились несколько лет к войне, которых готовили иностранные советники, которые были высокомотивированы, упороты и хорошо подготовлены, вот это ядро боевое упало до 18–25% максимум. Остальное – это уже просто пополнение, которое туда заливается, в т. ч. и просто эти батальоны теробороны, которые не обучены от слова «вообще», потому что их просто сняли с КПП, где они стояли по своим областям, и кинули вот в эту мясорубку. Поэтому, конечно, боеспособность таких бригад по мере того, как их будут выковыривать из этих укрепрайонов, где можно было хотя бы отсидеться под бомбами и снарядами, будет, безусловно, падать.
Дмитрий Лысков: Владислав Владиславович, спасибо огромное за ваш рассказ, за ваш анализ. Владислав Шурыгин, военный эксперт, был с нами на телефонной связи.