Красное знамя над Берлином

Леонид Млечин: Осенью 1918 года, когда в России уже полыхала гражданская война, председатель ВЧК Феликс Эдмундович Дзержинский отправился в Швейцарию навестить жену и сына, которые обосновались в Берне. Забирать семью домой в революционную Москву он не стал – повез жену и сына отдыхать в чудесное курортное местечко Лугано.

Назад в Россию руководитель советской госбезопасности возвращался через Берлин, откуда 28 октября отправил жене письмо.

Голос за кадром: «Вчера здесь состоялся ряд собраний, на которых выступал Карл Либкнехт, а потом – демонстрация. Демонстрантов разгоняли шашками. Имеются тяжело раненые. Часть демонстрантов прорвала полицейские оцепления и остановилась перед советским посольством, приветствуя его, размахивая шапками и платками, провозглашая возгласы «Hoch!» («Ура!»). Это лишь начало движения. Массы ждут переворота. Недостает лишь группы пионеров с достаточной волей и авторитетом. Роза Люксембург все еще сидит, и неизвестно, когда ее освободят. Ожидаем, что скоро. Либкнехт полностью солидаризируется с нами. В более широких кругах партии слаба еще вера в собственные силы, и отсюда чисто пораженческие настроения».

Леонид Млечин: Через год после России осенью 1918-го революция вспыхнула и в Германии. Еще одна империя не выдержала 4-летней войны. Первыми восстали военные моряки, которые потребовали немедленного мира. Пример России восхищал маршировавших под красным знаменем радикально настроенных немецких социалистов во главе с Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург. В Москве торжествовали. Казалось, сбывается надежда на мировую революцию. Вожди большевиков мечтали о соединении русской и немецкой революций. Две крупнейшие континентальные державы смогли бы совместно решать судьбы остальных европейских стран. В первую очередь Франции, где левые тоже бунтовали.

Но революцию в Германии быстро подавили. Почему немецким марксистам не удалось то, что совершили Ленин и Троцкий?

Голос за кадром: Первая мировая война начиналась в прекрасные солнечные дни, а революция – в дождливые ноябрьские холода. «Уже одно это было не в пользу революции, - предложил свою версию известный немецкий публицист Себастьян Хаффнер. – Хоть это и примитивно звучит, но это правда». Начало войны, несмотря на все несчастья, которые за ним последовали, осталось в памяти хотя бы немногими днями незабываемого подъема и ощущения полноты жизни.

А революция 1918 года, принесшая в конечном итоге мир и покой, оставила практически у всех немцев лишь самые печальные воспоминания.

«Для берлинского мальчишки-школьника война была чем-то абсолютно нереальным, - вспоминал Себастьян Хаффнер. – Тогда еще не было ни воздушных налетов, ни бомб. Раненые встречались, но нечасто, и с живописными повязками. Кто-то из семьи уходил на фронт, и иногда приходили похоронки. Но на то ты и ребенок, чтобы быстро привыкнуть к чьему-то отсутствию. Повседневные лишения и неудобства были не в счет. Были и голодные дни, и деревянные подошвы башмаков, и перелицованные костюмы, и сбор костей и вишневых косточек всей школой. Но я думал о еде так же мало, как болельщик на финальном матче Чемпионата по футболу. Сводки с фронта меня интересовали гораздо больше, чем то, что будет на обед». Таким же образом войну воспринимало целое поколение немцев. Именно то поколение, которое потом пойдет за Гитлером и начнет новую войну.

Первая мировая война полыхала на огромных пространствах от Северного моря до Швейцарии. Линия фронта растянулась на 750 км. Кайзеровской армии пришлось вести войну на два фронта – на Западе и на Востоке.

Леонид Млечин: Революция в России пробудила в немцах надежду на победу в мировой войне. Большевики не хотели воевать и подписали сепаратный мир в Брест-Литовске в марте 1918-го. Теперь Германия могла сконцентрировать силы на западном фронте.

Голос за кадром: «Даже в октябре 1917 года на Восточном фронте оставалось еще 80 тевтонских дивизий, - писал после войны Уинстон Черчилль. – А в ноябре генерал Людендорф приказал генералу Гофману, начальнику штаба немецких войск на Восточном фронте, перебросить 1 млн солдат и офицеров на Запад. 50 дивизий и 5000 орудий были сняты с русского фронта. Нас ждали ужасающие битвы 1918 года, повлекшие смерть или увечья почти 2 млн британских, французских и германских солдат».

Леонид Млечин: Вот почему Англия и Франция так обиделись на большевиков, заключивших мир с немцами. Солдаты кайзеровской армии, переброшенные с Восточного фронта на Западный, участвовали в новом наступлении, план которого разработали начальник Генерального штаба генерал-фельдмаршал Пауль фонд Гинденбург и начальник оперативного управления генерал пехоты Эрих фон Людендорф.

Голос за кадром: Оба генерала почти всю войну провели на Восточном фронте и не отдавали себе отчета в техническом превосходстве союзников на Западе – в авиации и танках. И недооценили сам факт вступления в войну Соединенных Штатов, благодаря чему союзники получили огромное пополнение.

Весной 1918 года немецкое командование впервые обладало преимуществом над союзниками на Западном фронте. У Германии появился последний шанс выиграть войну.

21 марта 1918 года немцы начали наступление на Западном фронте под лозунгами «Возродить дух 1914 года и добиться окончательной победы». Наступление развивалось успешно. Первый прорыв немецких войск за 3 года войны. Союзники потеряли все, что с трудом завоевали за 2 года и откатились назад. Германские войска маршировали по территории Франции, как в 1914-ом. Немецкие генералы были счастливы: инициатива в их руках.

Кайзер Вильгельм объявил 24 марта праздничным днем в знак побед немецкого оружия. Он был уверен, что Англия уже разгромлена.

Леонид Млечин: Весной 1918-го в столицу Германии налаживать отношения приехал один из руководителей большевиков и будущий нарком внешней торговли Леонид Красин.

Голос за кадром: «Берлин на меня произвел ошеломляющее впечатление в смысле упадка, мерзости и запустения, - писал Красин жене. – Невероятно, чтобы такой блестевший чистотой, светом, порядком город мог до такой степени упасть. На улицах темень, мостовые избиты, местами провалились. Лошадиный помет не убирается неделями. Пыль покрывает карнизы. Витрины окон сплошь и рядом пустуют. Много магазинов заколочены. Все люди выглядят какими-то нищими с унылыми лицами. Многие в трауре. Улицы опустели. Вообще мое впечатление такое, что Берлин больше пал и опустился, чем Петербург и Москва».

21 июля началось последнее немецкое наступление, получившее название «Битва за Кайзера». Немцы уже обстреливали Париж из крупнокалиберной крупповской пушки. Парижане с ужасом ждали немцев. Союзные войска на грани разгрома.

Но в июле 1918 года 1 млн американских солдат высадился в Европе. Конечно, американцы плохо подготовились к этой войне. Они совершали те же ошибки, что и европейцы в 1914-ом: шли в атаку без артподготовки. Но они были спокойны и уверены в себе. Разительный контраст с истощенными и уставшими европейцами. Прибыли свежие канадские и австралийские части. Союзники произвели 4000 танков. А немецкой индустрии это было не под силу.

Германские войска продвигались вперед. Но это было победой. Немецкая армия была на грани истощения. Весеннее наступление поражало воображение, но немцы несли огромные потери, восполнить которые не могли. 8 августа 1918 года союзники развернули контрнаступление на широком фронте, которое оказалось последним в этой войне. Оно продолжалось 100 дней – с 8 августа по 11 ноября. Американские войска нанесли последний удар. 16 немецких дивизий были разгромлены.

«Нашей окончательной победы я продолжал ждать в июле и даже еще в октябре 1918 года, - вспоминал Себастьян Хаффнер. – Разве мы не разбили Россию? Разве наши не завоевали Украину, способную снабдить нас всем необходимым для победы? Разве мы наконец не заняли почти всю Францию? Хотя я был не настолько глуп, чтобы не замечать все более мрачного тона сообщений с фронта и не понять, что надежд почти не осталось».

14 августа генерал Эрих Людендорф, который руководил всеми операциями кайзеровской армии, сказал Вильгельму II, что следует подумать о перемирии. 27 сентября союзники прорвали последнюю линию обороны кайзеровской армии. Верховное командование осознало, что война проиграна. У генералы Людендорфа произошел нервный срыв. Он не в состоянии был воевать. Его отправили в санаторий.

Потребности войны превысили демографические и экономические возможности страны продолжать ее. В Германии под ружье поставили 80% мужчин, годных к воинской службе. Целое поколение было отправлено на поля сражений. Британская морская блокада разрушила немецкую экономику. Торговля прекратилась. Финансовая система обанкротилась.

Леонид Млечин: В стране начались беспорядки. Измученный войной и голодом, немецкий народ выражал свое разочарование и гнев масштабными забастовками и мятежами.

Голос за кадром: «Стоя в очереди за искусственным медом и порошковым молоком, я слышал, как женщины ругают войну, не понимая ее высокого смысла, - вспоминал Себастьян Хаффнер. – Время от времени я подавал свой еще детский голосок, чтобы объяснить им: «Нам надо только продержаться еще немного». Женщины на это сначала смеялись, потом удивлялись, а потом чаще всего умолкали в неуверенности или в печали. И я уходил победителем спора, самозабвенно помахивая бидоном порошкового молока. Однако вести с фронта не становились от этого отраднее. А потом, начиная с октября, заговорили о революции. Она надвигалась, как война. И, как война, наступила практически неожиданно. Но этим сходство и исчерпывается. Война, что бы о ней ни говорили, это было дело, которое имело шансы на успех, по крайней мере в начале. О революции же этого сказать было нельзя».

Леонид Млечин: В стране существовала военная диктатура. В Германии правили Пауль фон Гинденбург, будущий президент, и Эрих Людендорф, который в 1920-е годы поддержит молодого Гитлера. Однако, когда на горизонте замаячило поражение, они предложили кайзеру Вильгельму II сформировать гражданское правительство для переговоров о перемирии с союзниками и тем самым ловко перевалили на гражданских политиков ответственность за поражение в войне.

Голос за кадром: Германия была разгромлена. И, как в России, здесь вспыхнула революция. Движущей силы стали разочарованные люди в военной форме. 29 октября 1918 года матросы кайзеровского флота отказались подчиниться приказу командования выйти в море и схватиться с британским флотом, потому что понимали – это верная гибель. Первых бунтовщиков арестовали. Но 3 ноября мятеж превратился в восстание. 4 ноября портовый город Киль оказался во власти восставших рабочих и матросов. Появились красные флаги. У офицеров срывали погоны и отбирали оружие. Здесь появился первый Совет рабочих и солдатских депутатов. Кайзер Вильгельм II бежал.

«Лично для меня революция ничего не изменила, - вспоминал Себастьян Хаффнер. – В субботу я прочел в газете, что кайзер отрекся от престола. Меня удивило лишь, что этому событию отведено так мало места. Заголовки, посвященные нашим военным победам, были в свое время гораздо крупнее. На самом деле кайзер тогда еще не совсем отрекся, хотя об этом уже написали все газеты. Официальное отречение последовало позже. Но тогда оно уже никому не было интересно».

Война была выиграна прежде, чем армия союзников достигла территории Германии. Войска Антанты заняли лишь Рейнскую область и остановились. Французский маршал Фердинанд Фош, принявший на себя обязанности главнокомандующего союзными силами, сказал, что не желает больше терять ни одного солдата. Только командующий американскими экспедиционными силами генерал Джон Першинг предлагал продолжить наступление. Но в Вашингтоне несказанно обрадовались окончанию войны. Американские войска получили приказ спешно грузиться на корабли и возвращаться на родину.

Леонид Млечин: Антанта совершила ошибку. Немцы не ощутили, что потерпели поражение, не увидели, как вражеские войска оккупируют всю страну, как они идут торжественным маршем по Берлину.

Голос за кадром: Немецкие войска вернулись домой. Президент страны Фридрих Эберт, первый в истории Германии демократически избранный глава государства, восторжественно приветствовал их в столице: «Вы вернулись непобежденными».

В результате большинство немцев так и не поверило, что союзники победили. Всю войну благодаря усилиям пропаганды они пребывали в уверенности, что кайзеровская армия выигрывает все битвы. Население не сомневалось: Германия побеждает. Союзники начали брать верх лишь во второй половине июля 1918 года. Но немецкие военные коммюнике утаивали правду до октября.

Немцев держали в неведении относительно реального положения на фронтах. Когда вдруг выяснилось, что кайзеровская армия потерпела поражение и война проиграна, немцы пришли к выводу, что это предательство, козни внутренних врагов.

Германия не поверила, что Антанта добилась победы на поле боя и презирала политиков, заключивших перемирие. Так родилась легенда о победоносной, но преданной либеральными политиками армии. И эта легенда существовала долгие годы. Никакая правда не может конкурировать с вымыслом, который всех устраивает.

«Революция победила. И что она мне дала? – вспоминал Себастьян Хаффнер. – Праздничную суету, кавардак, веселые приключения и анархию? Да ни чуточки. На следующее утро самый вредный из наших учителей, злобный тиран с вытаращенными глазками объявил, что здесь, то есть в школе, никакой революции нет и не будет, а будет прежний порядок, в доказательство чему и разложил на скамье двоих учеников, осмелившихся на перемене играть в революцию, чтобы демонстративно выдать им порцию розог».

Леонид Млечин: 9 ноября революция достигла Берлина, где началась всеобщая стачка.

Голос за кадром: «День, которого Маркс и его друг Энгельс страстно ждали всю свою жизнь, - писал современник, - наступил. В столицу империю боевым строем вступает революция. Твердой ритмической поступью рабочие батальоны из Шпандау и пролетарских окраин на севере и востоке Берлина движутся с центру города – твердыне императорской власти. За ними десятки тысяч. Они идут и идут».

Никто не сопротивлялся. Даже офицеры не протестовали. Революция победила в Берлине без единого выстрела. Рабочие пришли к Рейхстагу с требованием немедленного мира. С балкона к ним обратились лидеры социал-демократов Филипп Шейдеман и Фридрих Эберт, которые обещали немедленно выйти из войны и провозгласили Германию республикой.

«Революция, в отличие от войны, не могла предложить ясной и простой схемы бытия, - вспоминал Себастьян Хаффнер. – То и дело происходили какие-то кризисы, забастовки, перестрелки, путчи, демонстрации, неизвестно кому и зачем нужные. Нельзя было понять, кому чего надо. Так что поддерживать при всем желании было некого. Люди просто не воспринимали друг друга».

Социал-демократы отменили цензуру, разрешили свободу собраний и союзов, объявили амнистию по политическим делам, пообещали 8-часовой рабочий день, избирательное право для женщин, отделение церкви от государства.

В Берлине выступал лидер левых социал-демократов Карл Либкнехт: «День революции наступил. Мы добились мира. Мы должны напрячь все силы, чтобы образовать в правительстве рабочих и солдат и создать новый государственный строй пролетариата – строй мира, счастья и свободы».

Но ноябрьская революция в Германии не была социалистической. Это была буржуазная революция. И радикализм Карла Либкнехта, возглавившего компартию, не соответствовала и желаниям большинства немцев.

«Вдруг выключали электричество, переставали ходить трамваи. Однако было непонятно, по чьей вине нам приходилось переходить на керосин или бродить пешком – из-за коммунистов или из-за правительства», - вспоминал Себастьян Хаффнер.

Леонид Млечин: Новое немецкое правительство больше всего боялось левых радикалов, которые поднимали восстания от Силезии до Рурской области. Из демобилизованных солдат и офицеров вербовали добровольцев, согласных наводить порядок и стрелять в толпу. Формировали фрайкорс – добровольческие корпуса.

Голос за кадром: Для подавления революции вербовали солдат, которые не хотели возвращаться к мирной жизни и не спешили разоружаться - оставшихся без дела и озлобленных офицеров и вчерашних студентов крайне правых убеждений. Со временем добровольцы начнут вступать в штурмовые отряды Гитлера. Они принесут с собой боевой опыт подавления революции, разгоны демонстраций, пыток арестованных и расстрелов без суда и следствия.

По призыву Коммунистической партии сотни тысяч берлинских рабочих в знак протеста 5 января 1919 года вышли на улицы. Они объявили правительство низложенным. Красную армию должен был возглавить Карл Либкнехт. Тогда войска пустили в ход артиллерию и овладели Берлином.

«Судьба революции решилась, когда 24 декабря рабочие матросы, одержав победу в уличных боях, разошлись по домам отмечать Рождество, - вспоминал Себастьян Хаффнер. – После праздника они, правда, вернулись на тропу войны, но правительство успело стянуть все добровольческие отряды. Правительство победило. А днем позже нам сообщили, что Карл Либкнехт и Роза Люксембург застрелены при попытке к бегству. Это стало началом той практики расстрела при попытке к бегству, которая стала обычной формой обращения с политическими противниками. Но тогда это было настолько непривычно, что многие восприняли это сообщение буквально и поверили».

В награду за усмирение Берлина социал-демократ Густав Носке был назначен военным министром. «Когда я утром явился в министерство, - вспоминал сам Носке, - то нашел своих подчиненных совершенно подавленными этим происшествием. Я смотрел на это гораздо спокойнее. Кто-то должен был сделать безвредными этих нарушителей всеобщего покоя». Военный министр вошел в историю как «кровавая собака Носке».

Немецкая революция была подавлена сравнительно легко. Она началась спонтанно, и не было хорошо организованной и популярной партии, способной ее возглавить. Российские историки отмечают, что «в Германии было много достигнуто и до революции, которая не так уж много изменила в немецкой жизни. Это в России не было ни коммунальных революций и свободных городов, ни сильных традиций писаного права, ни парламентаризма. И массовое сознание не было готово к более-менее органическому восприятию капиталистических ценностей. Поэтому болезненный процесс модернизации протекал в России особенно сложно и вылился в тоталитарный режим».

«Германская революция 1918 года не была тщательно подготовленной и спланированной акцией, - вспоминал Себастьян Хаффнер. – Она была всего лишь побочным продуктом военного поражения. Народ убедился в полной бездарности своих военных и политических вождей и изгнал их. Власть буквально валялась на улице. Среди тех, кто ее подобрал, настоящих революционеров было немного. Да и они не имели ясного представления о том, что и как они собираются делать. То, что практически всех перестреляли самое позднее через полгода после революции, свидетельствует не столько даже об их невезучести, сколько именно о бездарности.

Леонид Млечин: Поражение в Первой мировой войне и Ноябрьская революция были восприняты как позор, который можно смыть только кровью. Вину возложили на либералов, на коммунистов как агентов России и на евреев как агентов Запада. После подавления немецкой революции националистические группы появились по всей стране. Повсюду формировались полувоенные организации. Националистическая шизофрения, как яд, разрушала республику. Демократически настроенные силы оказались в меньшинстве.

Голос за кадром: «Война как большая волнующая увлекательная игра народов, доставляющая куда больше развлечения и эмоций, нежели все, что может предложить человеку мирное время – вот что заполняло повседневную жизнь школьников с 1914 по 1918 годы, - писал Себастьян Хаффнер. – Корни нацизма кроются в восприятии войны как игры тогдашними немецкими школьниками. Поколение солдат почти не дало настоящих нацистов. Среди них гораздо больше ворчунов да молчунов. Исключения бывают, согласен. Есть вечные вояки и есть вечные неудачники, которых эти ужасы и разруха только радуют. Так они мстят жизни, в которой ничего не сумели добиться. К первому типу, видимо, принадлежит Геринг. Ко второму – определенно Гитлер».

Через несколько лет после окончания войны начнется идеализация коллективного фронтового опыта. Заговорят о том, что именно война сплачивает людей и пробуждает в них лучшие качества. Идеализация войны строилась на наборе мифов. В Германии главным мифом был Бой при Лангемарке. С восторгом рассказывали, как 20 ноября 1914 года плохо обученная, едва попавшая на бой добровольческая молодежь, состоявшая из старшеклассников и студентов, с пением гимна «Германия, Германия превыше всего» устремилась на вражеские линии к Западу от Лангемарка в Бельгии и, смяв врага, взяла в плен чуть ли не 2000 французских солдат.

Леонид Млечин: На самом деле все было наоборот. Молодые солдаты понесли большие потери. Однако этот неудачный прорыв пропаганда превратила в яркое проявление героизма немецкой молодежи. Позднее этот мотив жертвенности стал восприниматься как воплощение высшей духовности немецкой нации, противостоящей другим, прагматически приземленным нациям.

Голос за кадром: «Я всегда думал, - отмечал немецкий писатель Эрих Мария Ремарк, переживший Первую мировую, - что любой человек против войны. Пока не обнаружил, что есть и такие, которые за войну. Особенно если им не нужно идти туда самим».

Леонид Млечин: Культ войны, героизма, фронтовой жизни глубоко внедрился в общественное сознание. Немецкое общество видело в новой войне единственный выход из кризиса и прорыв к былому величию нации. Поэтому развязала Вторую мировую, в результате которой Германии едва не перестало существовать как государство.

Почему немецким марксистам не удалось то, что совершили Ленин и Троцкий?